Сияющий Луг глянул на свои длинные бескостные пальцы, стиснувшие оловянную кружку. Он замысловато переплел их, словно составлял сложное сообщение на венерианском языке жестов — совет самому себе. Через некоторое время он кивнул и поднял взгляд, немного смазанный туманом от лопающихся пузырьков.

— Очень хорошо. Я могу на тебя положиться?

— Конечно, я это сделаю. — Морган поднялся, оттолкнул стул. — Но по-своему, а не по-твоему.

Сияющий Луг снова погрузил нос в пузырьки. Его горло издало звук, с каким море на Венере накатывает на каменистый берег.

— По-твоему, а не по-моему, — самым ласковым голосом согласился он.

Быки Харвестера — безумные ангелы разрушения. Выглядят они как херувимы, величественные бородатые херувимы из ассирийских легенд: могучие, громадные, с огромными львиными мордами и густыми длинными ассирийскими бородами. Их лбы украшают чувствительные к звукам выросты, а пугливость превосходит чуткость слуха. Любое отклонение от звукового шаблона нормальной ситуации обращает их в жуткое, разрушительное бегство.

«У хорошего исследователя не бывает опасных приключений», — вспомнил Морган старую поговорку и подправил ее: «Кроме всяких неожиданностей». На неизведанных планетах недостатка неожиданностей не наблюдается. Первая вода, которой Морган выпил на Локи, по всем химическим тестам была абсолютно чистой, но его на две недели свалил в лихорадке новый вирус, зарегистрированный наукой после того, как Морган его открыл. Этот вирус, который фильтровался через фарфор, выдерживал кипячение и любую противовирусную обработку, — оказался так далеко за пределами принятой системы координат, что никакая экстраполяция не помогала — разве что пришлось бы протянуть ее в бесконечность, но тогда уж никто бы не отважился пробовать что-либо новое.

Так же было и с быками. Ими можно было управлять. Немногие знали как, и еще меньшее количество людей обладало той быстрой реакцией, которая помогла бы осуществить это на практике.

Морган сидел в засаде абсолютно неподвижно и едва дышал. Он был почти так же неподвижен, как и камень. Нет, не совсем верно, ведь он не был камнем, а без естественного камуфляжа он никак бы не смог полностью сымитировать неподвижность. Но, призвав на помощь все свои чувства, он мог воспринять естественные ритмы и их пульсации — в окружавшем лесу, среди звезд над головой. Ритмы тех, кто спит в ночном лесу Локи, и тех, кто только что проснулся. Медленно, постепенно он проник в абсолютную, переменчивую пустоту, тонко настроенную на мир вокруг.

Он избавился ото всех мыслей. Даже перестал ждать. Ультразвуковой пистолет был рядом, готовый в нужный момент вступить в действие. Стадо дремало, жевало, медленно перемещалось по заросшей деревьями долине все ближе и ближе к нему. Сейчас быки стояли под звездным небом неподвижно — наверное, уснули. В этой беспокойной тишине Морган сидел на корточках, приложив кончики пальцев ко мху, чтобы ощущать тончайшие вибрации почвы.

Он один раз переменил место, проскользнув по пригоршне сухих листьев туда, где проходивший сквозь ветви деревьев звездный свет удачнее скрывал его. И, только переместившись, он понял, что новое место лучше: тут он поймал ритм Локи.

Сколько было миров, с которыми он вот так побратался, где поймал пульс жизни, способствовавший слиянию живого мира и живого человека. Сейчас ему казалось, что вся планета Локи спала и ни о чем не подозревала. И только он сидел в полумраке на корточках, в полной гармонии с вращающейся планетой. Ему почти не нужно было глядеть на осциллограф, на всякий случай установленный рядом. Точность своей настройки Морган ощущал при помощи чувства, гораздо более тонкого, чем зрение. Дрожащая зеленая линия на экране осциллографа в наглядной форме представляла ночную жизнь Локи. Другая дрожащая линия зеленого цвета изображала его самого. Конечно, никому из людей еще не удавалось полностью совместить эти две линии. По крайней мере, никому из живущих.

Разум Моргана, освобожденный от воспоминаний о недавних событиях, наполнился непрошеными, давно забытыми образами. «И в шар земной одет…» — припомнилось ему из какой-то забытой книги. Умерший человек, обряженный в шар земной, как будто в саван. И Морган был одет в Локи, но не в том смысле, какой вкладывал в свои строчки поэт. Это будет позднее. Когда-нибудь, где-нибудь на другой планете — может, сейчас Моргану и название ее неведомо, — там он совершит последнее и самое полное воссоединение с вращающейся в космосе сферой, и тогда зеленые линии дрогнут и совпадут.

Но сейчас он был одет в Локи, в свой мир, за который боролся и который завоевал. И Морган хотел, чтобы Локи навсегда остался с ним. И мог этого добиться. Места хватало. Вырастут деревни, а стальная паутина раскинется дальше, но останутся и леса, и горы. Еще очень не скоро поселенцы отважатся исследовать гряду Мертвый Двигатель, или долину Большого Болота, или Лихорадочные холмы.

Земля дрогнула. Зеленая линия на осциллографе пустилась в беспорядочный пляс. Быки начали двигаться.

Зеленая линия прыгала все более размашисто. Морган почувствовал, как мох у него под кончиками пальцев вибрирует все сильнее. Вниз по крутому каньону к нему лениво двигались десятки могучих ног, несшие огромные многотонные тела. Морган ждал. Никакого волнения он не чувствовал.

Быки еще не показались, когда вокруг него возникло ощущение движения. Зашелестели листья, задрожали стволы деревьев. Стадо подходило ближе. Морган совершенно расслабился и позволил пульсу Локи нести его по своему беспокойному руслу.

Высоко над головой, среди тускло освещенных звездами листьев, плохо видное Моргану с его с низкой позиции, но хорошо представимое по дрожанию стеблей и треску веток, появилось огромное черное бородатое лицо в венчике из оборванных листьев. На могучей груди рвались лозы — вожак стада величественно вплыл в поле зрения Моргана, черный, гладкий, по его шкуре бежали синие искры, а волнистая грива спутывалась с волнистой же бородой. Над круглыми, настороженно моргавшими глазами медленно, но безостановочно вращались антенны. Ноздри издавали храп и хрип. Земля вздрагивала, когда он ставил свои могучие копыта.

Морган не двинулся, но каждый его мускул напрягся, словно пружина, и баланс жилистого тела сместился так, чтобы приготовиться к прыжку. Морган выждал момент, а потом его правая рука крепко сомкнулась на устройстве дистанционного управления, соединенном со спрятанным оружием.

Спрятан был «Бобик», установленный на самую высокую мощность звука. Морган услышал первые сотрясения от звуковой волны — чудовищного механического рыка — и, как можно шире открыв рот, сам закричал изо всех сил. Его голос потонет в залпе оглушительного шума «Бобика», но Моргана нисколько это не беспокоило. Ему надо было уравновесить колебания по обе стороны своих барабанных перепонок — крик помогал ему не оглохнуть.

Рев оружия оказал на быков